Университетский дух неравенства

15 марта в Высшей школе экономики прошел очередной семинар Института развития образования ВШЭ, посвященный проблеме доступности обучения для детей из разных социальных групп во всем мире. С докладом «Равенство и развитие человеческого капитала: роль высшего образования» выступил координатор по Восточной Европе проектов в сфере высшего образования Всемирного банка Джамил Салми.

Проблема неравенства в образовании — не только в высшем, но и в общем, — как отметил и.о. проректора, научный руководитель Института развития образования (ИРО) ВШЭ Исак Фрумин, почти никогда не рассматривалась в российских исследованиях. Единственная попытка сделать это была предпринята Институтом социальной политики в 2003 году, но в целом тема закрытости вузов и школ для отдельных слоев населения всегда оставалась «где-то на периферии» научных изысканий.

Между тем, за рубежом этому вопросу уже давно уделяют самое пристальное внимание. Джамил Салми, вошедший в прошлом году в Международный консультативный комитет Программы развития ВШЭ, является в данной сфере признанным экспертом. Д.Салми — советник правительств более 60 стран по проведению реформ высшего образования, автор книг «Создание университетов мирового класса» и «Становление общества знаний: новые вызовы в сфере высшего образования». Как отметил Исак Фрумин, доктор Салми своими глазами наблюдал, как живут студенты в разных частях света, а не просто «ездил на сафари» в страны Африки.

Шансы цыганской девочки

«Представьте маленькую девочку Марию из румынской деревни, — указал на фото докладчик. — У нее нет отца, зато четверо братьев и сестер, а мать получает 20 евро в месяц на сезонных сельхозработах. Какие шансы у нее стать известным юристом или профессором?» Невысоки, и явно ниже, чем у мальчика из Бухареста: не цыгана, живущего в обеспеченной семье, где у обоих родителей высшее образование и только один другой ребенок.

В Европе около 4-х миллионов цыганских детей, таких как Мария, учатся в сегрегированных школах, и очень немногие выпускники добиваются социального успеха. Более того, во всем мире, несмотря на общий рост числа поступающих в вузы, высшее образование остается элитарным. В Чили количество абитуриентов с 1990 по 2006 годы почти удвоилось — с 16,3% до 38%. Однако разрыв между богатыми и бедными не сократился, а только увеличился. В той же Румынии, по данным другого исследования, с 1975 по 2008 годы процент закончивших среднюю школу вырос с 81 до 92%, а вуз — с 8,5 до 65%. Но среди последних лишь 7% — цыгане, а эти 7% — лишь 1% всех цыган в стране. Так что расширение доступа к образованию не всегда означает уменьшение неравенства.

В Мексике, если разделить все население по уровню дохода на 5 групп, в самой беднейшей только 1% молодых людей (от 15 до 24 лет) получают высшее образование. Тогда как на самую богатую группу приходится 32%. Но развитые страны отличаются от развивающихся только в худшую сторону. В США вероятность поступления в один из университетов знаменитой «Лиги Плюща» (Йель, Гарвард, Принстон и другие) для выходцев из наименее обеспеченных семей — 8,3%. Студентов из высших слоев общества — ровно половина. Во Франции даже правительство способствует увеличению неравенства: вузы делятся на обычные и элитарные. На обучение в первых из бюджета тратится 6000 евро в год на студента, во вторых — 20000. Ирония судьбы, считают авторы недавно изданной в Великобритании книги «Дух неравенства»: в странах с лучшими вузами уровень социальной мобильности только уменьшается.

Жертвы дисбаланса

Исак Фрумин

Четыре социальных группы испытывают трудности при получении высшего образования, продолжил эксперт Всемирного банка. Это не только дети из малообеспеченных семей, но также женщины, разного рода меньшинства, люди с физическими недостатками — все они в той или иной степени страдают от дискриминации.

Представительницы прекрасного пола меньше идут в медицину, бизнес, на технические специальности, во многих странах у них почти нет шансов занять руководящую должность. «В России об этом не задумываются, но недавно мне показали состав ученого совета крупного московского вуза, там нет ни одной женщины», — заметил докладчик.

Этнические различия становятся не меньшим препятствием. Так, 19% населения Израиля — арабы, но только 11,2% из них поступают в университеты. В Германии, Италии, Испании, США, Нидерландах аналогичная ситуация с детьми мигрантов. Но вопрос об этом даже не ставится. Как рассказал Салми, в одном из крупнейших университетов Берлина, где он входит в состав международного совета, на ежегодном собрании ему доложили, что проблема неравенства почти решена. Но только по половому признаку. «Какова доля турок среди студентов? Ведь в Берлине их пятая часть населения». — «Извините, за этим не следим».

Не лучше дело обстоит и с теми, кто имеет какие-либо ограничения по здоровью. В тех же Нидерландах у них в два раза больше шансов прервать обучение в университете, чем у обычных студентов. В США — в 4 раза. Во Франции только 7% вузов имеют программы по поддержке инвалидов.

По словам Салми, дискриминация на уровне вуза — углубление неравенства указанных групп на предыдущих уровнях обучения. Так, в Испании треть детей мигрантов даже не оканчивает среднюю школу. При этом, по данным международного исследования грамотности школьников PISA, Испания лишь на шаг опережает Мексику по числу учеников, сдавших тест на высокий балл. И худшие результаты PISA в Андалусии — где, в отличие от других провинций, даже не проводится какой-либо политики по поддержке иммигрантов.

Почему одни равнее других?

Барьеры на этапе получения высшего образования можно разделить на финансовые и нефинансовые. Что касается первых, хуже всего дело обстоит в США: в Южной Аризоне процент дохода, который малообеспеченным семьям приходится тратить на образование своих детей, вырос с 59% в 1992 году до 73% в 2005-м. При этом размер стипендий для таких студентов в 2009-м году составил в Аризоне 26 долларов — в остальных штатах в среднем 549.

Бесплатное образование за счет госбюджета — не выход, это вообще миф, считает Салми. Ведь если доступ к нему получают в основном те, кому материальная помощь не нужна, получается, что бедные субсидируют богатых. Больший эффект имеют программы поддержки студентов — то, чего не хватает Аризоне. Интересен в этом плане пример Канады, где размер платы за обучение различается по провинциям. В вузах Онтарио средняя стоимость одного курса почти 5000 евро, а в Квебеке — около 2000. Но в университеты Онтарио поступить легче, поскольку там больше разнообразных программ и выше уровень помощи студентам.

Считается, что экзамен — это справедливый способ оценки и что любой абитуриент может поступить в вуз благодаря своему таланту. Но так ли объективна эта система? «Я не видел статистики по России, — заметил докладчик, — но в Киргизии, Азербайджане вероятность поступления у ребенка из семьи с высоким уровнем дохода намного выше».

Нефинансовые барьеры включают недостаток информации о том, какой вуз лучше выбрать, плохую мотивацию для поступления и продолжения учебы, уровень школьной подготовки и социальное окружение. Гения можно обнаружить в каждом, но не всегда этому способствуют условия, в которых растет ребенок, подчеркнул докладчик. Лауреат Нобелевской премии по химии 1908 года и «отец» ядерной физики Эрнест Резерфорд происходил из хорошей семьи, и это помогло ему добиться успеха. Крис Лэнган — американец с самым высоким IQ в США: у выпускников Стэнфорда 115, у Лэнгана — 195 (даже у Эйнштейна был ниже — 125). Он пишет статьи по физике, которых никто не понимает, но он неудачник. Он вырос в нищете, мать сменила 4-х мужей, и даже получив стипендию, он бросил университет в Монтане, недоучившись — а стал известным благодаря шоу вроде «Кто хочет стать миллионером».

Люди с энергетикой

Татьяна Абанкина

Самая эффективная политика по уменьшению неравенства — комбинировать финансовую и нефинансовую поддержку. Меры первого типа — это гранты, стипендии, ипотечные займы, прямая помощь малообеспеченным семьям и подобное. Нематериальная помощь — это, в первую очередь, сотрудничество вузов со школами. К примеру, в США действует программа «Join to our university» («Присоединяйтесь к нашему университету»), где детям мигрантов помогают сориентироваться с выбором будущей специальности. Во-вторых, это так называемые программы «позитивного действия» («affirmative action») — снижение вступительных требований к определенным категориям абитуриентов. Но это имеет смысл только в том случае, если затем обеспечивается и поддержка уже поступивших студентов: надо помочь им доучиться до конца.

Равенство «устроено» по «принципу туризма», заметил Салми. Чтобы полететь куда-то, нужны паспорт и виза, чтобы добиться положения в обществе требуется диплом об образовании. Вы можете взять билет в бизнес-класс или в эконом, можете поступить в элитный университет или вуз среднего уровня. Но пока высшее образование для многих остается недоступным, о социальной мобильности говорить не приходится, а страна теряет огромную долю ВВП из-за того, что потенциал многих групп населения не используется. Как показывают исследования, Сербия, Болгария, Румыния ежегодно теряют 5,7 миллиардов евро, потому что цыганские дети не получили образования, которое способствовало бы повышению экономического потенциала этих стран. Более того, добавил докладчик, как показывают недавние события в Тунисе, Египте, Йемене, Ливии и Алжире, обеспечить всем равный доступ к образованию важно и для сохранения политической стабильности.

Применительно к России существует еще одна проблема, отметили другие участники обсуждения. Высшее образование стало массовым, но его качество во многих вузах вызывает сомнения. Так что равный доступ к получению диплома еще не означает, что люди получают равные возможности после окончания института. Как отметила директор Центра прикладных экономических исследований и разработок ИРО Татьяна Абанкина, в СССР высшее образование получали 20% населения, но разрыв между бедными и богатыми был меньше, чем сегодня, когда его получают две трети населения. Нет и образовательных технологий для детей из разных социальных групп, указала директор ИРО Ирина Абанкина. По ее мнению, плохие результаты России в исследованиях PISA — следствие того, что система отсеивает и «выкидывает» тех, кто неспособен освоить программу по каким-то причинам. Неравенство имеет много измерений, и по ряду позиций идет его углубление.

Механизм «affirmative action» носил идеологический характер в советское время и почти не изучался, добавил Исак Фрумин. В 1970-е годы от университетов при приеме на учебу требовалось выдерживать определенную пропорцию в отношении состава выходцев из рабочих и крестьянских семей. Конечно, многие из них бросали обучение, но те, кто «прорывался», были людьми с особой энергетикой. То, что сейчас такая возможность для многих утеряна, — серьезная проблема.

Мария Салтыкова, специально для Новостной службы портала ВШЭ

Фото Никиты Бензорука