Первая PhD-диссертация о российских СМИ была защищена сотрудником ГУ-ВШЭ

В декабре 2007 г. заместитель директора по научной работе Высшей школы журналистики ГУ-ВШЭ, к.филол.н. Илья Кирия защитил в Университете Стендаль-Гренобль III (Universite Stendhal Grenoble III, Франция) докторскую диссертацию и получил степень доктора информации и коммуникации (PhD).

В декабре 2007 г. заместитель директора по научной работе Высшей школы журналистики ГУ-ВШЭ, к.филол.н. Илья Кирия защитил в Университете Стендаль-Гренобль III (Universite Stendhal Grenoble III, Франция) докторскую диссертацию и получил степень доктора информации и коммуникации (PhD). Защита его диссертации проходила в нестандартном формате видеоконференции. О том, чем это было вызвано, какова во французском докторате система подготовки и процедура защиты, что такое "высшая степень с поздравлениями жюри", которой Илья Кирия был удостоен, а также чем отличается подход к изучению коммуникаций в России и за рубежом, он рассказал в интервью порталу ГУ-ВШЭ.

Часть 1. Сначала research master, потом — PhD

— В каком университете вы получили степень PhD, чем был вызван этот выбор?

— Еще в 2001 г., когда я был аспирантом факультета журналистики МГУ, мне захотелось понять, как за рубежом изучают коммуникации, журналистику, средства массовой информации. Я подал документы в Гренобльский университет: во-первых, это одна из лучших научных школ в области коммуникаций во Франции, и, во-вторых, в этом университете был минимум административной волокиты, связанной с поступлением (прежде всего, не было необходимости в моем физическом присутствии на конкурсных испытаниях — все решения о зачислении в университет принимаются на основании присланных документов). Я подал документы не в докторат, а на так называемый третий цикл, сейчас он называется research master, — это ступень, без которой во французский докторат попасть невозможно.

Предложил тему исследовательского проекта, которая была в значительной степени наивна, но, тем не менее, вызвала интерес. И я был принят. За год учебы я понял, что наши представления об изучении коммуникаций очень сильно отличаются от того, как они изучаются во Франции, поэтому возникло амбициозное желание продолжить эти занятия, но уже в качестве докторанта.

— Как устроена учеба в докторате?

— Эта система отличается от нашей аспирантуры, поскольку есть подготовительный research master — очное обучение с октября по май с защитой работы в июне. Именно там учат базовым теоретическим вещам — методологии научного исследования, теории коммуникации. Нагрузка не очень большая — около 16—18 часов занятий в неделю, но по программе многое "уходит" на самостоятельную работу. В конце этого подготовительного курса студент должен написать и защитить 100-страничный проект, в котором он представляет проблематику своей возможной докторской работы. При этом по ряду курсов выполняются письменные работы в группах по 3—4 человека и сдаются несколько экзаменов: теория коммуникации, методология научного исследования и т.д.

А учеба непосредственно на PhD — это, в значительной степени, самостоятельная работа. Раз в год проводится так называемая докторская школа, которая является факультативной, и на которой слушателя могут обучить неким прикладным вещам: как устроиться на работу после защиты или как правильно оформить библиографию. Но докторант должен проявлять себя в первую очередь в научной сфере. В этом и заключается основная "учеба". Я писал работу в России, и за это время участвовал в нескольких конференциях, проектах, в том числе и в Гренобльском университете. Приезжал на неделю-две на конференцию и при этом работал в библиотеке, потому что до 90% книг по теории коммуникации у нас не переведены. Надо было книги вывозить в чемоданах из-за рубежа или сидеть в библиотеках.

— Сколько длится обучение в докторате?

— По плану докторат — 3 года, но имеется возможность продлить его на 2 года. Я защитил диссертацию на 4-й год. За рубежом докторант (если он гражданин Евросоюза) может быть зачислен временным ассистентом университета, и у него будет вполне достойная зарплата, во всяком случае, ее будет хватать на жизнь. Да, он должен будет преподавать какие-то курсы, но он будет работать в университете, внутри своего научного поля, а не где-то "снаружи", зарабатывая на хлеб. Мне в этом смысле было сложнее, т.к. приходилось делать то, что непосредственно не относится к докторской работе, и писать ее выходными, вечерами, ночами, когда как. Приходилось ездить туда-сюда: надо было хотя бы раз в год встречаться с научным руководителем, хотя благодаря электронной почте удавалось текущие вещи с ним обсуждать значительно чаще.

— Кто был вашим научным руководителем?

— Бернар Мьеж — сейчас уже почетный профессор Гренобльского университета, поскольку вышел на пенсию. Это один из самых известных во Франции ученых в области коммуникации. Какое-то время он был сотрудником ЮНЕСКО. В 1978 году в составе группы французских ученых он первым проанализировал культурные индустрии с точки зрения теории Маркса и классической политэкономии. В книге, которая тогда была написана по заказу Национального комитета по кинематографии, описано разделение труда, создание стоимостей в культурных индустриях и т.п.

Как научный руководитель, он мне помогал, но в значительной степени его влияние было связано с тем, что я год учился у него в research master и приобщился к тем научным подходам, которые менее распространены в нашей аспирантуре.

— В чем были особенности процедуры защиты?

— В российской практике процедура защиты гораздо менее существенна, чем процедура предзащиты. Т.е. у соискателя есть минимальная гарантия (которая, конечно, не всегда срабатывает), что если тебя "выпустили" на защиту, ты защитишься. А уже сама защита — это в большей степени театр, то есть в известной степени формализованная процедура.

Там это не так. У меня защита проходила нестандартно — в режиме видеоконференции, потому что один из оппонентов был из университета Монреаля (Канада). Сама по себе процедура минимально бюрократизирована. Необходимо предоставить финальную работу в твердом переплете членам жюри (у них нет оппонентов в нашем смысле) — это университетские люди, двое из них должны быть из университета, в котором будет защита, и минимум трое — из других университетов. Полноправным членом жюри является и сам научный руководитель. Считается, что минимальный срок рассылки текста — за 2 месяца до защиты, но я разослал за месяц, что возможно, если члены жюри готовы читать быстрее, чем положено, или научный руководитель уверен, что у работы не будет существенных замечаний. Из этих пяти членов жюри назначаются двое, которые готовят письменные отчеты. В соответствии с присланными ими предложениями, докторанту нужно поправить работу. В моем случае они писали, что на защите будет возможность обсудить такие-то важные проблемы, что не требовало внесения правок.

Сама защита — публичная, но это в значительной степени тесная "семинарская обстановка", тогда как у нас процедура защиты напоминает скорее конференцию. У меня было достаточно небольшое помещение: мой стол и напротив меня — стол жюри. После презентации основных результатов работы докторантом каждый из членов жюри должен высказать свое мнение и задать вопросы, причем председательствующий может предложить ответить только, например, на первые три вопроса из 20, потому что остальные — менее существенны. После завершения этой части (в моем случае она длилась 3,5 часа), всех просят удалиться, и члены жюри совещаются по оценке — процедуры голосования не существует, принимают единогласное решение. Может быть присвоена или просто степень доктора, или степень доктора с тремя градациями: первые две — хорошо и отлично, а третья — высшая категория с поздравлениями жюри. Я получил как раз высшую категорию, которую дают крайне редко. Ее давали всего 4 раза за последние 5 лет.

Часть 2. Коммерческая логика vs нерыночные механизмы российских СМИ

— С какой темой вы приехали в Гренобль,  с какой — вышли на защиту докторской?

— Первая тема — "Развитие информационного общества в России". Но, познакомившись глубже с литературой, я обнаружил, что сама по себе концепция информационного общества, особенно в среде политэкономии средств массовой информации, очень сильно критикуется. Является ли информационное общество обществом? Или это просто информационные технологии в обществе индустриальном? Причем то, что подразумевается под средствами массовой информации у нас и у них, очень различается. У нас СМИ — это газеты, радио, ТВ и Интернет; там под медиа подразумевают и книги, и телефонные мобильные сети, кино, музыкальное искусство, так называемые культурные индустрии. Мой интерес сместился в сторону российских медиа. В докторской работе я попытался ответить на вопрос, насколько наша медиаиндустрия является рыночной. Название диссертации, если перевести с французского буквально, — "Присутствие нерыночных факторов в апроприации медиа и новых технологий в постсоветской России".

— Какие теоретические подходы в наибольшей мере повлияли на вас?

— Прежде всего, различные политэкономические подходы, предполагающие, что СМИ — это не только бизнес, но и создание социальных благ, производство идеологического капитала. Это подходы французской школы коммуникации, касающиеся апроприации СМИ. Проблема в том, что мы, находясь в рамках представлений о пропаганде, верили и верим до сих в прямое и безоговорочное воздействие СМИ на человека, которое европейская школа в значительной мере подвергает сомнению. На человека влияют большое количество факторов, и фактор СМИ — далеко не единственный. У людей есть свои, различающиеся логики потребления медиапродуктов.

Это исторические работы, работы российских специалистов по демографии, расселению, экономической ментальности. И я снимаю шляпу перед ВШЭ, потому что в значительной степени эти работы проводились здесь.

И, конечно, комплексный подход, т.е. рассмотрение любых проблем в СМИ в связи с проблемами экономики, культуры, общества, этноса. Говорят, СМИ — четвертая власть. С моей точки зрения, все гораздо сложнее — СМИ встроены в общественную систему, следовательно, необходимо изучать те социальные факторы, которые влияют на их развитие. Поэтому я изучал очень широкий пласт феноменов, в том числе вообще не касавшихся СМИ, а касавшихся, к примеру, развития транспортных сетей в России или воспроизводства элит в постсоветское время.

— Какие выводы вы получили?

— Основной вывод заключается в том, что, хотя внешние рыночные атрибуты присутствуют, но в значительной мере постсоветская система СМИ формировалась под воздействием нерыночных механизмов — неформальных связей, непрозрачных элементов ценообразования и т.д. У нас часть СМИ, хотя и присутствуют на медиарынке, не являются его агентами в чистом виде — они не продают конкурентные услуги, не выходят на внешний рынок. Они предлагают иные услуги — такие, как поддержка политической лояльности или установление взаимодействия с партнерами. Эти механизмы заимствованы из предыдущих периодов развития страны. Мы знаем, что в досоветский и советский периоды развития СМИ они рассматривались как аппарат влияния, а не как бизнес, и поэтому уже в современном нам периоде подвергались давлению со стороны государства и влиятельных групп. Ответ на вопрос, хорошо это или плохо, должен вытекать из стратегии развития страны, из того, что именно общество хочет получить от СМИ. Я перед собой такой задачи не ставил.

— Известный телевизионный критик Даниил Дондурей считает, что после выполнения всех договоренностей по предоставлению "нерыночных" услуг, телевидение действует исключительно в рыночной логике — логике прибыли. Именно поэтому мы видим доминирование на некоторых каналах негативных посылов и "продажу" эмоций страха и ужаса.

— С моей точки зрения, фундаментальное противоречие состоит в том, что, несмотря на наличие огромного количества нерыночных факторов, российское телевидение унаследовало из-за рубежа, главным образом, коммерческую логику. Самое забавное, что у нас даже государственное телевидение в значительной степени подчиняется ей, т.е. зарабатывает деньги на рекламе и действует как бизнес-агент на коммерческом рынке.

Однако за рубежом на телевизионном рынке существует понятие баланса. Он поддерживается существованием, с одной стороны, коммерческих каналов, которые финансируются за счет рекламы и ориентированы на массовую публику, привлекаемую развлекательной продукцией, и, с другой стороны, — так называемого общественно-правового вещания, которое подчиняется не коммерческой логике, а логике общественной службы. К примеру, тарифы на транспорт как вид общественной службы регулируются, поскольку, подняв тарифы до заоблачных цен, можно наступить на горло одному из фундаментальных прав — свободе перемещения. Логике общественной службы подчиняются такие каналы, которые существуют за счет рекламы только частично, а в основном — за счет абонентской платы, вносимой зрителями, и разнообразие их контента может удовлетворять далеко не только коммерческим нуждам, но и нуждам просвещения и развития аудитории.

У нас этого баланса, с моей точки зрения, пока не найдено. Существует огромное количество допущений и ограничений, которые не позволяют контентной среде — среде содержания СМИ, развиваться в нормальном русле. Это, во-первых, региональные диспропорции, которые очень существенно влияют на потребление домашними хозяйствами медиапродуктов. Во-вторых, ценностный кризис: старая идентичность разрушена, новую сформировать пока не удается. Есть маленькие локальные идентичности для разных групп населения, в результате чего эти группы населения друг с другом враждуют или, по крайней мере, потребляют по-разному, т.е. тоже противостоят друг другу. Конечно, когда в обществе некий ценностный разброд и шатание, то ценности репродуцируются культурными индустриями очень ограниченно, не для всех групп населения — это то, что происходит у нас сейчас.

— Планируете ли публиковать диссертацию на русском языке?

— Хотел бы это сделать, но боюсь, что для этого ее придется переделывать, дополнять. Многие из положений моей работы, с моей точки зрения, необходимо более подробно переосмыслить, так что процесс совершенствования может быть бесконечным… Сейчас есть приоритеты, связанные с текущей научной работой, развитием международных научных связей, участием в конференциях. Например, так получилось, что за 2 дня до защиты меня пригласили в Париж сразу и на конференцию, и на научный семинар. По итогам конференции скоро выйдет публикация. Я планирую эту практику продолжить — участвовать в конференциях, публиковать статьи, книги.

Подготовила Татьяна Фомичева, Новостная служба портала