Леонид Печатников: «Я никогда не готовился к карьере чиновника»

С лекцией в Высшей школе экономики выступил заместитель мэра Москвы в правительстве Москвы по вопросам социального развития Леонид Печатников, который рассказал, почему он согласился стать чиновником, как провел реформу здравоохранения и что происходит в Москве со смертностью. Встреча состоялась в рамках цикла «В диалоге с государством» при поддержке департамента государственного и муниципального управления.

О лекаре и чиновнике. Я прошел путь обычного лекаря, все ступени — от работы по ночам медсестрой после 3 курса института до главного врача. Пять лет я жил и преподавал во Франции, я окончил французскую школу и неплохо знал язык, так что быстро адаптировался. Я увидел, насколько европейская медицина отличается от того, что мы имеем здесь.

Когда я вернулся, в Московском физико-техническом институте обучал группу математиков основам общей патологии, законам, по которым человек болеет. С помощью математического аппарата и законов нелинейной алгебры можно смоделировать действие лекарства еще до начала опытов. Так же мы моделировали, как развивается система здравоохранения. И тогда я понял, что, к сожалению, советская медицина двигалась по двум параллельным линиям: врачи и организаторы здравоохранения. Мне было понятно, что эти линии не пересекутся никогда. Организаторы готовили приказы и инструкции, которые, как им казалось, хорошо функционировали. Но реализовать эти планы мешали врачи, потому что они считали их неправильными и бесполезными. В то время я был убежден, что никогда не стану организатором. Я никогда не готовился к карьере чиновника.

В 2004 году я стал главным врачом Европейского медицинского центра. Я создавал этот центр под себя, никто не мешал, и получилась действительно работающая система. Через шесть лет Собянин меня неожиданно пригласил работать в правительство Москвы. Я сразу сказал: «Сергей Семенович, вы ошиблись. Я лекарь, и никогда не занимался организацией здравоохранения». Тем не менее, он оказался очень настойчив и уговорил меня. Он сказал: я ведь все равно на эту должность кого-нибудь назначу, и ты же первым скажешь, что я назначил дурака, не стыдно тебе будет меня критиковать? Я согласился, за два дня все было решено.

О реформе. Возглавив московское здравоохранение, я поставил перед собой цель: сделать так, чтобы параллельные линии (врачи и организаторы) все-таки пересеклись, ведь у меня был опыт практического врача, который всю жизнь провел в белом халате у койки больного. А дальше мы столкнулись с двумя проблемами: изобилия на первом этапе и дефицита на втором. Прежнему министру здравоохранения удалось выбить из бюджета большие деньги на модернизацию поликлиник, за что ему при жизни надо памятник поставить. Но не было никакой программы, как тратить эти деньги. А тратить надо было срочно, на каждом совещании говорили: если не освоите деньги, то больше их не увидите.

Прежде всего, надо было оснастить московскую медицину. У нас практически ничего не было, а что было, износилось до такой степени, что починить мог только местный умелец дядя Петя, фирмы за гарантийный ремонт не брались. Ситуация была катастрофической. Мы смогли все больницы оснастить по последнему слову техники. Но у нас было еще 700 поликлиник, от больших до очень маленьких, расположенных на первых этажах жилых домов, в которых по всем законам нельзя поставить даже рентген-аппарат. Тогда мы приняли решение объединить несколько поликлиник в одно юридическое лицо и оснащали центральный офис, а маленькие поликлиники прикрепили как филиалы (сейчас у нас 46 поликлинических объединений во взрослой сети и 40 в детской сети).

Нам говорят, вы нарушаете принцип участковости. Да, нарушаем, но по-другому мы не можем ликвидировать очереди

И тогда на нас накатил первый вал критики: люди, прикрепленные к маленьким поликлиникам, сказали: а почему мы должны ехать пять остановок на трамвае, чтобы сделать компьютерную томографию? Они очень быстро забыли, что недавно не могли и мечтать о томографии, но когда в соседнем районе аппарат появился, возмутились, а почему под нашим домом такого нет. И это абсолютно нормально.

Второй вал критики связан с тем, что пациент не может реально оценить качество медицинской услуги, для этого надо обладать определенными знаниями. Например, в маленькой поликлинике был врач-уролог, у него был кабинет с табличкой «уролог», но все его инструменты — это вазелин и перчатка. Человек, который оценить услугу не может, считает, что если врач его пощупал и поставил диагноз — этого достаточно. Но это не урологическая услуга, без ультразвука, магнитно-резонансной томографии иногда, без биопсии и урофлоуметрии — это просто ничего. Но человек понял только одно: был под окнами уролог, а теперь надо ехать пять остановок.

Третье важное нововведение, которое многим не нравится — терапевтический фильтр. Представьте, человек приходит в поликлинику, и говорит: мне нужен кардиолог, потому что у меня здесь болит. Но надо понять, что болит, ведь есть, например, межреберная невралгия. И вот чтобы понять, нужен ли человеку кардиолог, пульмонолог или невролог, этот человек должен сначала посетить своего участкового врача, а лучше — врача общей практики, который и даст направление к узкому специалисту. Ну а если хочется для своего удовольствия пройти непременно кардиолога — пожалуйста, но это уже будет платная услуга.

Очереди к участковым врачам очень нас беспокоили. Как это было устроено: 4 часа врач принимает пациентов и еще 4 часа ходит на вызовы. Ни в одной стране мира такой практики нет. Мы предложили участковому врачу все время сидеть на приеме и принять не 16, а 30 человек в день. На вызовы же выезжает дежурная бригада. Нам говорят, вы нарушаете принцип участковости. Да, нарушаем, но по-другому мы не можем ликвидировать очереди.

Проблем осталось немало. Но при том, что заболеваемость все та же, у нас обращаемость за два года увеличилась на 30%. Думаю, причина в том, что с одной стороны многие ведомственные поликлиники закрылись, а с другой — люди поняли, что им есть куда обратиться за доступной и квалифицированной медицинской помощью.

О жизни и смерти. Сейчас гуляет спекулятивная история, о том, что в Москве растет смертность. Но то, что в Росстате называется смертностью — это количество актов о смерти, выданных загсами. В Москве умирают люди, которые приехали лечиться в федеральные медицинские центры из других регионов и даже стран. Свидетельства о смерти выдают московские загсы, если даже человек жил и умер не в столице. Так что если сравнивать количество умерших москвичей, живущих в Москве, то за последние полгода этот показатель сократился на 11%, а младенческая смертность снизилась на 27%.

Средняя продолжительность жизни москвичей за 3 последних года увеличилась на 3 года, в 2016 году мы ожидаем, что этот показатель достигнет 78,7 лет.